Главная страница >  Цитатник 

Космонавт-13

С ним читатели, не подозревая того, знакомы уже давно. Это о нем Космонавт-12 Георгий Береговой писал:

Космонавт-13

«Юноша без мечты — что птица без крыльев: в полет не годен»,— сказал однажды писатель Борис Горбатов. Владимиру Шаталову иногда кажется, что эти слова запомнились ему с самого мальчишества, с той далекой поры, когда с блуждающей у Северного полюса льдины Кренкель радировал: «Все в порядке»; когда тень чкаловских крыльев пробежала с континента на континент; когда Коккинаки поднял рабочий потолок нашего неба до стратосферных высот...

«Один мой товарищ, проходивший подготовку к полету на «Союзе-3», появился в группе космонавтов примерно на год раньше меня. Высокий, золотоволосый и синеглазый, он при первой нашей встрече чем-то напоминал Сергея Есенина — такое же открытое русское лицо с чуть застенчивой улыбкой. Он великолепно знает и любит космическую технику, толково разбирается во всех ее тончайших деталях. Его всегда можно видеть с новой книгой в руках. Характеризуя этого одаренного человека, я мог бы сказать о нем словами Юрия Гагарина, которые он говорил о своем дублере Германе Титове: «Он был тренирован так же, как и я, и, наверное, способен на большее. Может быть, его не послали в первый полет, приберегая для второго, более сложного...»

Наверное, главная причина в отце и его рассказах. В годы гражданской войны Александр Борисович работал механиком в авиационном отряде. От него и наслышался сын о «фарманах» и «ньюпорах», об удивительных историях, которые случались с летчиками на земле и в небе.

И Владимир мечтал. Вместе с дружком своим Олегом Корытовым, с которым с первого по шестой класс просидели на одной парте, мечтал о том времени, когда кончат они школу и станут взрослыми, самостоятельными людьми. Олег бредил больше морем, а Володька всегда оставался верен пятому — воздушному — океану. Сейчас трудно вспомнить, с чего эта приверженность началась, но даже во сне он слышал рокот моторов и наслаждался их полетом.

Потом достал лист пергамента и вывел детским почерком: «Сегодня погиб великий летчик нашего времени Валерий Павлович Чкалов». Бумагу аккуратно свернул, вложил в стеклянную трубку и, обжигая огнем пальцы, запаял с двух концов.

Володькиным кумиром в то время был Чкалов. Портреты летчика, вырезанные из газет и журналов, он хранил как самые дорогие реликвии. Когда услышал по радио весть о трагическом испытании, он заплакал молча, как плачут настоящие мужчины.

* * *

Эта ампула бережно хранилась многие годы. И только в войну, когда их семья уезжала из осажденного Ленинграда, трубка пропала... Но в памяти она жива, как и те годы, когда мальчишки из спецшколы ВВС, худые, в солдатских гимнастерках, до хрипоты спорили о новых марках самолетов, зачитывались рассказами о подвигах летчиков военных времен, считали высшим проявлением авиационного ухарства умение разобрать пулемет ШКАС за сорок секунд... Тогда окончательно и окрепла эта мечта о небе, бескрайней голубой стихии, покоренной мужественным народом, называемым пилотами.

Об инструкторе своем, Владимире Ларионове, и сейчас вспоминает с неподдельной теплотой: «Он мне небо открыл»,—и тут же рассказывает о случае, который подстерег их обоих в самом первом полете. Ларионов, тогда совсем молодой, первый раз вылетал за инструктора. Для Володи то был первый провозной.

Качинское училище... Сколько воспоминаний связано с ним! Учился Владимир Шаталов на круглые пятерки, и летал он, прямо скажем, здорово.

Сели поперек полосы. Сели без поломок и повреждений. Выслушали нотацию, опустив головы и пряча глаза. Вздохнули, как это бывает у мальчишек, и подумали каждый про себя: «Вот те и начало летной карьеры».

...Зима. Искрятся снежинки и, кажется, тают на лету. «Контакт!» — «Есть контакт!» — отрывисто звучит на морозном ветру. Вот тут-то и поторопилась, поспешила молодость. Волнение поначалу сковало движения, притормозило рассудительность, потом породило излишнюю торопливость, суету, так что забыли переключить питание на основные баки. Взлетели. Сделали круг. Только успел Владимир выполнить команду инструктора и найти внизу «пятачок» аэродрома, как мотор чихнул раз - другой и стал...

В воздухе порой есть лишь два выхода: или выиграть, или проиграть. Найдешь волю — станешь победителем, нет — пеняй на себя, будешь всегда бояться неба, как раз тонувший боится воды.

А быть может, именно такое и закаляет характер летчика? Может быть, именно после такого они и стали «звереть» в хорошем понимании этого слова? Может быть.

С земли по радио передали: «Самолет горит!» И там тревога, волнения.

Прошли годы. Владимир окончил училище по первому разряду и стал инструктором. И вот его тоже, как когда-то Ларионова, подстерег такой же «черный случай». То был один из первых его полетов с курсантом. Взлетели. Пошли на первый разворот. Высота небольшая — 150 метров. И вдруг машина начала «коптить», потянула за собой черный дымный след. Стрелка бензиномера заметалась по шкале и упала, вздрагивая, к нулю. В ушах на резких нотах прозвучали перебои мотора...

Владимир тоже не забыл о недавнем прошлом, даже зрительно представил, как все это происходило. Бывает же так, что в один миг в голове столько мыслей и дум промелькнет, что в другой обстановке часов не хватит, чтобы все это переварить и осмыслить, а там, в воздухе, хватает даже коротких секунд.

Волнуется руководитель полетов. Он не новичок, он герой, случись с ним подобное, он проделал бы все хладнокровно, спокойно. Но сейчас в самолете молодой инструктор. Справится ли?

И тут же строгий приказ курсанту: «Ничего не делай! Я сам». Он не узнал собственного голоса: хрипловатый, срывающийся, подумал: сейчас надо быть особенно хладнокровным и решительным. Прыгать они не будут. Они сядут. Обязательно сядут.

Первое, что ощутил, — не один в машине. Стало быть, в ответе за двоих. Даже за троих: самолет для летчика тоже одухотворенное существо. «Можно воспользоваться парашютом, и спасительный купол доставит нас на землю. А самолет? Взметнется вверх столб взбесившегося бензина, и даже обломки вряд ли расскажут о причине остановки двигателя».

Вылез из кабины побледневший. Под машиной — огромная лужа бензина. На Владимира смотрят удивленно, вопросительно, а он пожимает плечами: «Сели, и все тут».

Внизу сад и длиннющая канава. Совсем некстати трактор попыхивает прямо под носом. Самолет не держится, самолет тянет вниз. «Только бы не задеть за что-нибудь, только бы заставить его скользнуть в эту узенькую полоску, ни выше, ни ниже, ни вправо, ни влево, иначе — труба...»

Их было трое закадычных друзей: Владимир Шаталов, Валентин Мухин и Евгений Кукушев. Вместе окончили училище, вместе работали год. Потом второй. Провели одну группу курсантов через серию ЯКов. Получили другую. Начинай сначала. Как будто попали в какой-то заколдованный круг. Год за годом. А что же дальше? Размышления об этом нагоняли грусть, и снова будоражила сознание мысль о строевой части. А тут еще начальник школы летчиков-испытателей приехал. Поговаривали, что он якобы отбирает кандидатов в школу.

* * *

— Пойдем к начальнику, побеседуем, расспросим...

Как-то вечером сидели вдвоем с Мухиным в своей холостяцкой комнате, слушали приемник, «толковали за жизнь». Владимир не выдержал:

Владимир настоял на своем. Начальник встретил их приветливо. Расспросил, что и как, записал фамилии в блокнот, рассказал о том, что ожидает их в будущем, но авансов, как говорится, не выдавал.

— Ну зачем! — буркнул Валентин. — Подождем! Вызовут, если нужны будем.

— Еще что-нибудь есть? — спросил приезжий.

Когда прощались, лейтенанты замялись немного. Стоят, не уходят.

Начальник училища удивленно посмотрел на них, словно что-то припоминая, потом полистал блокнот и вдруг расхохотался.

— Есть. Просьба большая есть. Трое нас. Запишите, пожалуйста, еще и Кукушева Евгения.

Он уехал, а через некоторое время всех троих вызвал начальник училища.

— Постойте, постойте. Так он уже побывал у меня, тоже в испытатели просился и вас просил записать...

Трое молчат. Трое не знают, что ответить. «Откуда известно стало?» — думают.

— Бежать собрались?

Трое улыбаются, подталкивают локтями Друг друга, незаметно пожимают руки. Но хмурится начальник.

— Вот любуйтесь, телеграмма пришла.

И снова растерянность на лицах троих. Улыбки как ветром сдуло. Неужто и впрямь не бывать им испытателями?

— Вот ответный текст. Не отпустим.

И снова все пошло в прежнем ритме: занятия в классах, тренировки и... полеты, полеты, полеты.

Потом двоих все-таки отпустили. А Владимира оставили. Оставили учить курсантов летать, но уже не на поршневых, а на реактивных самолетах.

Пришла пора, и Владимир Шаталов женился.

* * *

...Это было зимой. Скрежет коньков наполнял воздух веселым металлическим звоном. Деревья стояли припорошенные снегом, и их ветви, казалось, были окутаны легкой, чуть приметной для глаз голубой дымкой. Владимир любил каток, любил мчаться по зеркалу льда, хватая полной грудью морозный воздух, смотреть, как пестрая толпа, заглушая музыку говором и смехом, струится, словно ручей. Влиться в его поток, разогнаться до большой скорости и лавировать между одиночками и парами, пугая их неожиданностью и стремительностью появления, — удовольствие огромное. Озорство? Может быть. Но ведь жизнь отсчитала всего двадцать две весны.

— Жену я подобрал на катке, — шутит он и рассказывает историю знакомства с Музой Андреевной.

Потом были другие встречи, уже не случайные... Вместе с ними пришла и любовь — глубокая, горячая. Она властно подчиняла себе мысли и поступки инструктора Качинского училища и аспирантки сельскохозяйственного института, она рождала мечту о будущем...

Вот в такой бешеной гонке и сбил он однажды темноволосую девчонку. Услышав сзади испуганный голос, вернулся, торопливо помог встать, отряхнуться. Хотел было ехать дальше, но... Глаза той девчонки, разгоряченное лицо, молчаливый укор и обиженные губы остановили его.

Помните, у Тургенева? «...Никто не может сказать про себя, есть ли у него талант и к чему именно, — это должно созреть в человеке, как плод на дереве, но всякому, даже лишенному творческого дела, необходимо сосредоточиться и придать себе известное направление, а то непременно рассыплешься и не соберешь себя потом».

* * *

В академию поступал в тот год, когда конкурс был на редкость большим; семнадцать претендовали на одно место. Отступить? Подождать еще годок?

Владимир уверовал в свое призвание, гордился званием военного летчика и тем доверием, которое ему оказывали в училище, но неуспокоенность характера звала к чему-то новому. На одном владении ручкой, умении крутить в воздухе самолет как только душе угодно далеко не уедешь. Нужны знания...

Из каждых семнадцати шестнадцать возвращались к местам прежней службы. Владимир остался в академии.

Есть башковитые парни. И стремления у них настоящие, нужные. Но... Чуть дойдет дело до первой преграды, пусть даже негодной, ветхой — опрокинуть ее пара пустяков, — останавливаются, руки опускают: мол, объективные обстоятельства, против них не попрешь... Это позиция говорунов, Владимир Шаталов не берет убежденность напрокат. Он из племени деятелей. Упорства ему не занимать. Месяц не поднимал головы от книг. Говорят: сутки не раздвинешь, как шторы. Верно. Но для него не существовало деления: день и ночь. Перед глазами шли круги, ломило тело, казалось, «мозги кипят» от напряжения...

Вся его жизнь проходила на аэродроме. Знакомая до последней выбоины взлетная полоса, измеренная его шагами сотни и тысячи раз. Всякой видел ее Владимир Шаталов — в пыли, в лужах в пору тягучих осенних дождей или покрытую коркой хрустящего под сапогами льда. И небо над ней выглядело по-разному: то раскаленное солнцем до белизны, то багрово-черное, словно клубящееся перед грозой, то чистое и искрящееся звездами, словно повисшими в самом воздухе. Остановишься на минуту, закинешь голову назад, прислушаешься, и кажется, слышно, как шепчутся, фантастически мерцая, в бесконечно далекой вышине звезды. Когда-то к ним полетит человек!

Незаметно пролетели пять лет. Академию он окончил с отличием. Потом были строевые части, ступеньки должностей от замкомэска до первого заместителя командира полка и инспектора ВВС. В его руках побывали штурвалы двух десятков различных типов крылатых машин, общий налет составил почти две тысячи часов, проведенных в воздухе.

Правда, было у него еще одно увлечение, которому отдавал и сейчас Отдает он все свое свободное время, — подводная охота. Владимир даже внешне весь преображается, когда начинает рассказывать об удивительной жизни Черного моря или Белого озера, что под Москвой. «Причудливое сплетение водорослей, прозрачная тишина, стайки рыбешек, больших и малых... Они играют, хитрят, прячутся. Нет, кто такое не видел— не поймет».

В те годы в воздухе эпохи уже встал лозунг космоса. Шаталов тоже подумывал о нем. Чтобы хоть как-то приглушить щемящее желание, с головой уходил в работу. Словно гонимый каким-то предчувствием, набросился на точные науки. Они тоже его удел и призвание. Так и сложилась эта ровная привычка: работать, наблюдать, думать и снова летать.

Однако, если вдуматься, и это свое увлечение Владимир подчинил главному в своей жизни — там, под водой, имитируется невесомость! Состояние, к которому он, будущий космонавт, должен привыкать.

Говорит он увлеченно. В глазах вспыхивают искорки почти детского восторга. Вспыхивают и долго ие гаснут. Он начинает немножко суетиться, достает свое подводное снаряжение. Чего тут только нет: ружья, акваланги, маски, ласты, свинцовые пояса, костюм для подводного плавания, который он сам скроил и склеил...

Мечта Владимира Шаталова сбылась. Он был принят в отряд космонавтов.

* * *

Самая сильная черта этого человека — принципиальность. Он чуток к людям, внимателен, но и строг. Он умеет распознать в товарище доброе начало и помочь в совершенствовании его.

Андриян Николаев: «Шаталов пришел в отряд позже других. Задача перед ним стояла сложная: пройти весь цикл подготовки в более сжатые сроки, досконально изучить корабль и сдать государственные экзамены. Он справился с этим.

* * *

Коротко о Владимире можно сказать так: он — концентрация здоровья, моральной силы, чистоты, широких знаний, навыков и скромности. За это и любят его в отряде».

Все новые и новые сообщения ТАСС подробно рассказывают о новом большом эксперименте советской науки, советской техники, советского народа.

Однако вернемся в космос. Корабль «Союз-4», пилотируемый Владимиром Шаталовым, продолжает полет по орбите.

Звучат последние напутствия, пожелания успеха. От имени экипажа обратился к собравшимся командир корабля космонавт Волынов. Он говорил немного, как всегда самое глазное:

Когда космический корабль «Союз-4» начал свой пятнадцатый виток вокруг Земли, на космодроме Байконур все уже было готово к старту нового космического корабля — «Союз-5».

Советская космическая наука и техника планомерно решают сложные задачи исследования космоса.

Дорогие наши товарищи и друзья!

Мы гордимся тем, что нам поручено участвовать в деле мирного освоения космоса и использования его для практических нужд человечества.

Вчера мы проводили в космический рейс на корабле «Союз-4» летчика-космонавта товарища Шаталова Владимира Александровича, а сегодня мне и моим товарищам летчикам-космонавтам Елисееву Алексею Станиславовичу и Хрунову Евгению Васильевичу выпала большая честь совершить полет в космос на многоместном корабле «Союз-5».

До скорой встречи, дорогие друзья, на родной Земле!

От имени экипажа корабля «Союз-5» заверяю Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, наше правительство, советский народ, что мы с честью выполним ответственное задание Родины.

Трое шагают к ракете. Троих поднимает лифт на самую вершину космического носителя, откуда все, кто остался внизу, кажутся маленькими-маленькими.

До свидания!

Неподалеку от места, где мы находимся, — командный бункер. Оттуда через громкоговорящую систему связи передаются команды всем службам, связанным с подготовкой ракеты к старту. Оттуда мы будем слышать голос командира корабля. Оттуда, из бункера, придет волнующая команда: «Пуск!»

Мы стоим внизу, запрокинув головы, смотрим наверх, машем руками...

«Внимание! Кнопку команды «Зажигание» нажать при показании хронометра номер...»

Несколько минут уделил журналистам руководитель пуска. Он рассказал о том, как прошла предварительная работа, пояснил, чем в данный момент заняты ракетчики, показал нам картонную карточку, на которой красной и черной краской напечатаны такие слова:

Потом все было как вчера. Через «глаза» наблюдательного перископа смотрим на ракету, наблюдаем за разводом ажурных ферм стартового сооружения.

...Пустеет стартовая площадка. Уходим и мы. Занимают свои рабочие места в бункере те, кто запускает караваны ракет. По громкоговорящей связи объявляется получасовая готовность...

— Ключ — на старт!

В напряженном ожидании слушаем предпусковые команды:

— Продувка!

— Протяжка — один!

— Пуск!

— Ключ — на дренаж!

— Протяжка — два!

— Есть общий обдув!

— Есть зажигание!

— Земля — борт!

КОММУНИСТИЧЕСКИЙ ПРИВЕТ ВАМ!

Потом могучий громкий грохот наполнил небо космодрома. Взметнулось пламя. Ракета устремилась в прозрачную морозную голубизну.

Мне, старому человеку, всю свою сознательную жизнь отдавшему борьбе за идеи Ленина, за идеалы рабочего класса, выпало большое счастье дожить до сегодняшнего дня, когда эти идеалы стали действительностью.

Очень радостно на душе: на орбиту спутника Земли один за другим вышли космические корабли «Союз-4» и «Союз-5». Горжусь тем, что в эти часы просторы космоса бороздят наши советские люди, верные сыны ленинской партии коммунистов — Владимир Александрович Шаталов, Борис Валентинович Волынов, Алексей Станиславович Елисеев и Евгений Васильевич Хрунов.

Ф. ПЕТРОВ,

Коммунистический привет вам, дорогие сыны, счастливого полета и благополучного возвращения на Землю!

Герой Социалистического Труда

член КПСС с 1896 года,

Л. ЛАРРАГОИТИ, директор отделения астрономии и метеорологии Академии наук Кубы:

Говорят зарубежные ученые

В связи с этим знаменательным событием горячо поздравляю советских ученых, инженеров, техников и рабочих. Благодаря их неутомимому труду сделан новый крупный шаг в освоении космоса.

— Вывод на орбиту космических кораблей свидетельствует о крупных достижениях советской науки и техники в осуществлении пилотируемых космических полетов.

— Новый советский космический подвиг вызывает восхищение. Мы, астрономы, ожидаем очень многого от подобных полетов. Как известно, земная атмосфера стесняет наблюдения астрономов за другими планетами. Мы надеемся, что рано или поздно человек создаст вне земной атмосферы постоянно действующую космическую платформу, с которой можно будет осуществлять систематические наблюдения за другими планетами.

Поль КУДЕР, действительный член Парижской обсерватории:

— Запуск советских космических кораблей «Союз-4» и «Союз-5» — это решающий шаг в освоении солнечной системы с помощью управляемых человеком космических кораблей.

Г. КАМИНСКИЙ, директор Бохумской обсерватории (ФРГ):

СЧАСТЛИВОГО ПОЛЕТА!

Бохумская обсерватория приняла сигналы с борта корабля «Союз-5».

Каждый такой эксперимент — это новые шаги на труднейшем пути освоения космического пространства, в бесконечном процессе познания природы. Исследования космического пространства важны и для изучения процессов, что происходят в окружающей Землю атмосфере, процессов, формирующих климат нашей планеты. Как много дали полеты метеорологических спутников, запуски геофизических ракет!

Снова с волнением открываем газеты. Освоение космоса продолжается. Сегодня в полете уже не только «Союз-4», пилотируемый Владимиром Шаталовым. На орбиту выведен «Союз-5» с космическим экипажем в составе Бориса Волынова, Алексея Елисеева, Евгения Хрунова.

Полет двух кораблей — «Союз-4» и «Союз-5» — принесет для науки и в частности для метеорологии, новые открытия.

Для космонавтов, в свою очередь, необходимо знать состояние приземных слоев атмосферы, а эту сводку дают им метеорологи. Недаром метеоракеты даже называют сестрами космических кораблей...

заместитель начальника

Е. И. ТОЛСТИКОВ,

Герой Советского Союза

Главного управления Гидрометеослужбы,





Далее:
ОТЦЫ И ДЕТИ.
Космические марки не включенные в основной список.
Годы первой мировой войны.
Лайка.
Обитаемость космических кораблей.
Полеты на кораблях-спутниках.
Оберт Г. «Пути осуществления космических полетов».
Раскрытие истинных причин авиакатастрофы самолета МиГ-15 №18.
Расчет аэроплана.


Главная страница >  Цитатник